Дженни (фанфик по Сумеркам) - Страница 88

Не дождалась. Почувствовав, что я снова пялюсь на него, Брэйди сам с интересом принимался рассматривать меня, и тогда вспыхивали в его глазах жаркие искры.

Казалось — протяни руки, сложи ковшиком, и счастье свалится в них само, как перезрелое яблоко. Всё будет хорошо и распрекрасно. Мы будем жить долго и счастливо. Умрём в один день, окруженные детьми и внуками.

Потом всё изменилось. Может быть, просто прошла эйфория, вызванная неожиданной встречей и признанием. Может, произошло что-то, о чём я не знаю. Может, я сама сделала что-то не так. Всё может быть.

Только теперь вечера стали тяготить.

В этих местах темнело быстро. Только что было светло, а через несколько минут солнце уже садилось за горизонт, и небо приобретало тёмно-синий, насыщенный оттенок, подсвеченный багрянцем на западе. Наступали сумерки. До полной темноты оставалось ещё каких-нибудь полчаса.

В комнате было темно. Плотно задёрнутые шторы не пропускали с улицы даже слабого сумеречного света. Яркую электрическую лампу мы включать не стали. Вместо этого на столе, между тарелками в высоких круглых стеклянных колбах горели две свечи. Потому, что так нравилось мне. Говорили о любой ерунде, только не о нас. Потому, что так хотелось ему.

— У меня на рубашке пуговицы оторвались, — сказал Брэйди. — Две. Я их в карман положил, — уточнил он и попросил. — Пришьёшь?

— Попробую, — ответила я и покачала головой в сомнении. — Ты видел, как их оторвали? «С мясом». Там, где они были пришиты, теперь дырки. Если получиться сделать аккуратно, то, конечно, зашью. А если нет — извини.

В неверном свете свечей лицо Брэйди казалось безупречно красивым. На такое абсолютное, чистое совершенство черт было больно смотреть. Он сокрушённо качал головой. Левая бровь приподнималась, в черных глазах мерцали маленькие отражения трепещущих язычков пламени. Рука поднималась в безотчетном жесте, и пятерня проезжалась по челке, которая всё равно не желала приглаживаться и торчала надо лбом смешным, трогательны ёжиком. Полные, чётко очерченные губы открывались, и он говорил:

— Блин. Хорошая рубашка. Новая совсем. Перед съемками купил. И цвет мне нравится.

— Угу. Хорошая, — согласилась я и отставила в сторону пустой стакан. — Но, кажется, её придётся выбросить.

Брэйди потянулся, чтобы налить сока.

— Завтра одену футболку. У неё точно пуговицы не оборвут.

— Хорошо. Сейчас поужинаем, поглажу.

— Дженн, да ладно тебе. Я же не инвалид. Могу сам это сделать. Ты устала. Не хочешь пораньше лечь спать?

Он меня выпроваживал. Старался не коситься в сторону ноутбука и ждал, когда уйду. Хотел просмотреть почту, и я ему мешала.

Сообщение было. Оно пришло, когда Брэйди умывался, и я естественно, сунула туда свой нос. Прочитала. Ничего не поняла. В окне электронного письма значилось только одно слово — «Мерцание» и цифры 9/7/16-11. Как в дурном фильме про шпионов.

Как там обычно пишут:

«Человек в клетчатом пальто пригнулся, делая вид, что завязывает шнурки. Его цепкий взгляд скользнул по улице, на которой по вечернему времени уже начали зажигаться фонари, по редким прохожим, которым не было до него ровно никакого дела, по тёмным провалам подворотен, ожидая намёка на движение, обозначающего опасность. Не заметив ничего подозрительного «клетчатый» выпрямился и, достав из кармана сложенный вчетверо листок, вырванный из обычной ученической тетради в клетку, незаметно сунул его в один из почтовых ящиков, висевших у парадного. Он был уверен, что даже если записка попадет в руки человека постороннего, тот не поймет ничего. На мятом листке простым карандашом был намалёван человечек, шагающий по дорожке. Рядом с человечком значилось непонятное слово «штяга»…»

Холодная морось, постепенно переходящая в полноценный дождь. Звук одиночного негромкого выстрела, похожий на треск с которым ломается деревянная доска. Едва уловимый запах пороховой гари. Неподвижное тело на мостовой. Мятый клочок бумаги, зажатый в кулаке трупа.

«Юстас Алексу».

Гриф «секретно».

Перед прочтением сжечь…

А вы, деточка, идите в кроватку и не мешайте взрослому дяде заниматься своими взрослыми делами. И нечего крутить носом, путаться под ногами и донимать его своим малышовым лепетом.

«Доброго дядю» стоило поблагодарить за заботу, но вместо этого я сказала:

— Прогоняешь.

— Не говори глупостей.

Брэйди смотрел на меня, как взрослый человек на ребёнка, который отказывается выпить перед сном стакан тёплого молока. Он встал, обошёл стол и остановился у меня за спиной. Две большие тёплые ладони прошлись по волосам мягким ласкающим движением. Легли на плечи. Я замерла, ожидая продолжения. Но уже не верила, что оно будет.

— Пойдём, я тебя провожу, — сказал Брэйди и убрал руки прежде, чем я собралась повести плечами, чтобы скинуть их. Поднялась.

— Не надо меня провожать. Не дай Бог, твои поклонницы увидят. Снесут весь кемпинг к чёртовой матери. А у вас завтра последний съёмочный день. Сейчас соберу посуду и уйду.

— Оставь. Я уберу сам. Помою и сложу. Заберёшь завтра утром чистую.

— Как скажете, мистер, — съязвила я и потопала на выход.

Он догнал меня у порога. Схватил за руку, придержал, не давая открыть дверь.

— Не говори так больше, — попросил Брэйди, разворачивая меня к себе. Здесь было ещё темнее, чем в комнате, но мне показалось, что я увидела, как по его лицу скользнула тень беспокойства. Даже не беспокойства. Нет. Чёрного безотчётного страха.

Это было настолько неожиданно, что я не поверила своим глазам. Вытянула руку из захвата его крепких пальцев. Сказала: