— Шиа, — поправила я её. Кортни посмотрела на меня с искренним изумлением, отточенным движением задрав тонкую, идеальной формы бровь, и переспросила:
— Что?
— Её зовут Шиа, — уточнила я, чувствуя себя внезапно заговорившим предметом мебели. — И, да, конечно, передам. Не думаю, что это займет много времени, так что вы устраивайтесь пока.
Прежде чем выйти, я скользнула взглядом по Брэйди и успела заметить, как сползла с его лица озорная, ехидная, улыбка. На скулах чуть четче проступили желваки. Я почти уже вышла, когда Кортни догнала меня и, склонившись к самому уху, попросила:
— И пусть Шиа принесет бутылочку вина.
— Да. Конечно. Какое вино вы предпочитаете?
— У меня на ужин заказана рыба. Пусть будет сухое белое. Эм… Пусть принесет несколько бутылок. Я посмотрю, что тут у вас есть.
— Хорошо. Я все передам, как вы сказали.
Четыре кровати и небольшой квадратный стол занимали практически всё свободное место в нашем трейлере, оставляя неширокие проходы. Стены, изначально оклеенные недорогими обоями, были сплошь залеплены плакатами и постерами с изображением любимых музыкальных групп, актеров или просто красивых пейзажей. Между ними, рядом с ними, иногда поверх них красовались фотографии родственников, домашних животных, друзей и себя любимых. Из-за этой одуряющей пестроты поначалу казалось, что в комнате царит жуткий непреходящий бардак, принявший уже затяжную форму рецидива. На самом же деле именно все эти картиночки в сочетании с комнатными растениями, которые очень любила Бекки, делали тесное помещение живым, теплым. Я стояла перед зеркалом, на маленьком пятачке пола, шириной ровно в четыре ступни, и рассматривала своё лицо.
Оно выглядело гораздо лучше, чем утром. Ни покрасневших глаз, ни припухших от пролитых слёз век.
Собственно, плакать вчера вечером я и не собиралась. Не хотелось объяснять девчонкам из-за чего. Сдержанности хватило на то, чтобы передать Шиа все пожелания Кортни и выслушать недовольное ворчание подруги с видом спокойным и сочувствующим. Потом я осталась в нашей комнатушке одна. Лиззи убежала на свидание к Рику. Бекки наверняка была занята обсуждением последних новостей в компании местных болтунов и сплетников.
За окном сгущались синие сумерки. Становилось всё темнее. В углах комнаты залегли густые тени. Окружающие предметы теряли цвета и чёткость очертаний, но различать обстановку пока было можно, и я не стала включать свет.
Душ должен был освежить и придать бодрости. Стоя под жесткими, холодными струями, я вздрагивала от жалящих ударов ледяных капель, рефлекторно втягивала живот и поджимала пальцы на ногах. Озябла. Вот, пожалуй, и всё, чего добилась. Почти бессонная предыдущая ночь, усталость, накопившаяся за день, продолжали давить на плечи. Растираясь полотенцем, я старалась не стучать зубами и расслабиться, чтоб унять крупную лихорадочную дрожь. Торопливо натянула тёплую, фланелевую пижамку и, сжимая побелевшими от холода пальцами фен высушила волосы.
Спать ещё было рано, но что делать я не представляла. Свиданий мне никто не назначал. Перемывать косточки почти незнакомым людям я не любила никогда. Днём раньше я завалилась бы на кровать с книжкой в руках. В дорожной сумке, поверх одежды лежал томик Ремарка. Первые строчки «Триумфальной арки» услужливо всплыли в памяти. Стало совсем тошно.
Тогда я улеглась в постель просто так. Вытянулась под одеялом в струнку, закрыла глаза и постаралась не думать ни о чем, гнать любые, даже не до конца сформировавшиеся, мысли. Труднее было не обращать внимания на застрявший в груди ком из беспомощной слепой ревности и тоски. Он мешал дышать. Физически. Как астма. Просто не пускал воздух в легкие.
Уснуть не получалось. Сознание плыло где-то на границе между явью и сном. Я слышала, как хлопала дверь — возвращались девчонки. Они тоже забирались в свои кровати, не зажигая света, и вскоре наша комната наполнилась мягкими уютными звуками их сонного размеренного сопения.
Небо за окном вначале стало тёмным, колючим блеском далеких звезд, намекая на бесконечность вселенной. Потом оно потеряло свою легкомысленную прозрачность и стало плоским — облачный слой затянул видимую его часть.
Тяжелое, душное забытье пришло вместе с первыми красками рассвета. И только проснувшись от раздражающего монотонного пиликанья будильника, я заметила, что подушка влажная от слез. Тут же перевернула её сухой стороной наверх и быстро шмыгнула в душ.
В утренней суете удалось легко скрыть от девчонок следы бессонной ночи на лице. Они и сами-то спросонья выглядели не лучше. А вот от Брэйди увернуться не получилось.
С трудом удерживая поднос с завтраком одной рукой, ёжась от пронзительного утреннего сквознячка, я постучала в дверь его трейлера и приготовилась ждать, перехватывая неудобную ношу так, чтобы мышцы не затекли. Разглядывала росшие неподалеку низенькие кустики терескена, начинающие выбивать длинные пушистые соцветия, от которых исходил сильный, немного приторный запах. Прислушиваясь к жужжанию насекомых, привлеченных густым цветочным ароматом, я настраивалась на то, что ожидание будет долгим, но дверь открылась почти мгновенно.
Несмотря на раннее время Брэйди был при полном параде. Гладко выбрит, тщательно причесан, аккуратно одет и серьезен до мрачности. Он отступил в сторону, давая мне пройти.
Я прошествовала мимо него с самым независимым выражением лица, какое только смогла изобразить. Глазами невольно начала шарить по комнате в поисках следов пребывания Кортни.